Кроме того, он был чувствительным человеком: хорошо чувствовал музыку, живопись и даже литературу. Без этой чувствительности он не мог бы быть таким хорошим хирургом. Наряду с искусством он чувствовал и людей. Но из какого-то странного стремления к хорошему игнорировал голос интуиции, когда эта интуиция подсказывала ему что-нибудь плохое.

На старой даче родителей остался прекрасный рояль. Азарцеву очень хотелось в своей клинике устроить для больных, а может быть, и для персонала что-то вроде музыкально-поэтических вечеров. Ему казалось, что больным после операций должно понравиться сидеть в уютной гостиной и наслаждаться музыкой. Всех их объединяло стремление к прекрасному – разве не потребностью в красоте объясняется стремление омолодить и улучшить свое тело?

И такое развлечение в послеоперационном периоде должно было, по его замыслу, стать визитной карточкой его клиники.

Юлия к этой его идее отнеслась с присущим ей скепсисом.

– До музыки ли больным? – спрашивала она. – Посплетничать, рассказать незнакомым людям о мужьях, любовниках, детях, вкусно пожрать за больничный счет, вволю поспать на удобных постелях – вот и все, что нужно современному посетителю косметологической клиники.

Азарцев считал, что она не права. И, поскольку рояль все равно не поместился бы в теперешней Юлиной квартире, она махнула рукой на эту задумку. Если ему хочется поставить рояль в гостиной – пусть. Не так-то уж часто он собирался организовывать концерты, в конце концов.

Как ни странно, Тина эту идею с концертом поддержала, и первый концерт был намечен спустя месяц после того, как она пришла работать в клинику.

Азарцев велел отпечатать небольшую афишу, в которой было указано, что в концерте будут принимать участие молодая флейтистка – лауреатка какого-то конкурса, аккомпаниатор-пианист и она, Тина. По этому случаю Тина с подачи Азарцева купила длинное концертное платье.

– Ты выглядишь прекрасно! – сказал ей Азарцев.

«В самом ли это деле или он сказал это, чтобы просто меня поддержать?» – подумала она.

А Азарцев действительно любовался ею. Конечно, Тина была более полной, чем постоянно изнуряющая себя диетами Юля, и старше ее, но в ней Азарцев видел естественную красоту женщины. Таким очаровательным бывает август, наполненный фруктами, медом, арбузами, огромными южными розами на толстых коричневых стеблях. Юля же, в сравнении с Тиной, выглядела как робот в обличье женщины, как модернистская статуэтка с пустым лицом.

Вот настал условленный час. От волнения у Тины дрожали колени. За неделю до концерта она начала репетировать с приглашенным аккомпаниатором, и он не скрывал, что за такой короткий срок подготовить выбранную программу проблематично. Не в восторге аккомпаниатор оказался и от голоса Тины. «Сам по себе голос прекрасный, – так отозвался он в частной беседе с Азарцевым, – но видно, что исполнительница давно не занималась, и, честно сказать, подготовки не хватает».

– Не важно, – ответил ему Азарцев. – Лично мне очень нравится, как Валентина Николаевна поет. Да и слушать нас будут не профессионалы. Я уверен. Все должно пройти чудесно. – Аккомпаниатор пожал плечами и отошел. В конце концов, ему обещали очень прилично заплатить.

Приглашенные пациенты уже собрались в холле. Азарцев задержался на минутку, а Юля и Тина в концертном платье сошлись на площадке второго этажа, чтобы оттуда всем вместе эффектно спуститься по центральной лестнице в холл.

– На какой помойке ты умудрилась найти это платье? – прищурилась Юля, как только подошла к Тине поближе. – Оно тебя состарило на десять лет. Выглядишь, как старая барыня, которая приехала на бал, чтобы выдать замуж шесть дочерей!

Тина растерялась. Она считала платье очень красивым. Азарцев сам посоветовал ей выбрать этот фасон с глубоким треугольным вырезом на спине. Ему нравилась загорелая кожа Тины оттенка спелого персика, с буйными вкраплениями веснушек. Тина понимала, что Юлия сказала гадость нарочно, чтобы позлить или смутить ее перед выступлением, но сделать с собой ничего не могла. Она винила даже больше Азарцева, чем Юлию. Понятно, что бывшая жена, оказавшись в ситуации соперницы, может делать гадости. Многие женщины и осуждать-то ее за это не будут. Но почему Азарцев не может разрубить этот узел? Почему он снова и снова сводит их вместе? Неужели он не понимает, что в данной ситуации одна из них все равно будет чувствовать себя ущемленной?

Подошел Азарцев. Оказывается, пока они ждали его, он переодевался в смокинг. Юля, не скрываясь, любовалась бывшим мужем. На глазах у Тины она смахнула невидимые пылинки с его плеч и провела рукой по блестящему лацкану.

– Замечательно выглядишь!

«Может, они покупали этот смокинг вместе, точно так же, как мы потом вместе с ним покупали мне платье?» – резануло Тину. И настроение у нее совершенно упало.

Азарцев пребывал в радостном возбуждении. Он еще раз взглянул на часы и прихлопнул в ладоши.

– Пора! – Тут же он соединил руки Юли и Тины так, чтобы они вместе спускались по лестнице впереди него. Тина, в концертном платье с декольте, и Юля, в элегантном костюме с боковым вырезом на юбке, до самого верха– он полагал, что вместе они составят прекрасную пару. Сам он собирался замыкать шествие. Ему хотелось продемонстрировать, какие прекрасные дамы работают в его клинике, подчеркнуть этим концертом уникальность собственного учреждения, а заодно доставить удовольствие Тине, организовав ей возможность возобновить занятия пением.

Они спустились. Странное впечатление произвело на Тину это собрание совершенно несочетаемых лиц. Больные в повязках, девушка-флейтистка с распущенными волосами в платье из зеленой тафты, толстый, краснолицый, лысый аккомпаниатор, уже восседающий за роялем.

Госпиталь, в который приехала концертная бригада, – вот что это ей напомнило больше всего.

– Ну что ж, разве это плохо? – улыбнулся Азарцев, с которым она поделилась своими ощущениями. – Не зря ведь раненым организовывали концерты?

Крошечные птицы в своей золоченой клетке были тоже возбуждены происходящим. Они беспокойно вспархивали на жердочках, потревоженные слишком ярким светом, большим количеством незнакомых людей. Тина подумала: «Они не могут вылететь из клетки. Но разве человек не волен уйти?»

Никакого единения между ней и Юлией, конечно же, не произошло. Как только они спустились с лестницы, та тут же прошла в сторону буфета, чтобы отдать последние распоряжения – после концерта предполагался фуршет. Валентина Николаевна подошла к роялю и села рядом с аккомпаниатором. Девушка-флейтистка с невозмутимым видом достала из кожаного футляра свой изящный инструмент. Она должна была заполнять паузы и, будучи профессионалом, хоть пока еще и студенткой консерватории, могла играть в любой обстановке. Те деньги, которые пообещал ей Азарцев за выступление, стали для нее отличной прибавкой к стипендии.

Слушатели из пациентов тоже рады были развлечься. Они уже готовилась к выписке, и самочувствие их поэтому было вполне хорошим. В прошлое уже ушли все предоперационные хлопоты и тревоги, значительно уменьшились послеоперационные боли, настроение в группе больных было самое приподнятое. Посидеть после ужина в ярко освещенном, красивом холле, в котором в огромной клетке скакали с ветки на ветку нарядные птички, было и так для больных приятным времяпрепровождением, а сегодня предстоял еще и концерт! Все находились в некотором возбуждении.